После мора в обезлюдевший Горинг потянулись искатели лучшей доли из других мест, не затронутых поветрием. Городок был невелик и стоял на реке Изис, в устье которой, у моря, раскинулась столица. До нее даже на баркасе добирались не за один день, но водный путь предпочитали и торговцы, и путешественники: не надо ноги топтать, лошадей гнать, да и встреча с лесными разбойниками не грозит. В те самые «переселенческие» дни Оливия и познакомилась с Ридли. Он перебрался в город со старшим братом, нанявшимся в стражу. Дочери мэра было двенадцать, а веселому веснущатому мальчишке всего десять, но они быстро стали друзьями. Уже через несколько месяцев их стали дразнить женихом и невестой. Ли смущалась и обижалась, а Рид вел себя на удивление по-взрослому, заявляя, что когда ему исполнится шестнадцать, он женится на своей подружке. Как ни странно, в свой шестнадцатый день рождения он действительно отправился к мэру просить руки его дочери. Господин Хилфорд, с трудом сдерживая улыбку, сообщил парню, что если тот тверд в своем намерении, ему придется подождать три года.
— Считаете, я слишком молод, господин мэр? — осведомился Ридли.
Харп объяснил причину. Мальчишка отнесся к услышанному серьезно и уважительно, благодаря чему сильно вырос в глазах предполагаемого будущего тестя. Про себя господин Хилфорд вздохнул с облегчением: дочери уже исполнилось восемнадцать, все ее подруги и ровесницы давно обзавелись семьями. Ли скучала, да и Милла подливала масла в огонь, твердя, что так бедняжка навсегда в девках останется. На этот счет Харп не слишком беспокоился: приданое он собирался дать хорошее, а с такими деньгами и в тридцать пять можно неплохого мужа найти. Только браки по расчету далеко не всегда оказываются счастливыми… Так что сватовство Ридли оказалось очень кстати.
Мэр прекрасно знал его брата, к службе относившегося добросовестно, да и сам жених, недавно тоже ставший стражником, был на хорошем счету. С Ли они дружили не первый год и определенно друг другу нравились. Впрочем, Рид нравился многим девушкам. Парень видный, нрава веселого, легкого. Любит посидеть с друзьями в трактире, но меру выпивке знает, и с девчонками пошутить не дурак, но рук не распускает. В результате Ли, сама того не зная, нажила немало недоброжелательниц. Еще бы: восемнадцать лет, перестарок, а заполучила в женихи одного из лучших парней. И ведь не красавица. Понятно — отцовское положение и деньги и принца б доставили, случись тому в Горинг заехать.
Оливия действительно не отличалась яркой красотой, хотя мужчины на нее очень даже поглядывали, а некоторые откровенно завидовали Ридли, но приданое и папа-мэр тут были не при чем. Ли обладала некой женской притягательностью. Стройная, но не худенькая, в положенных местах ласкающие взор округлости, волосы мягкие, темно-русые, черты лица неправильные, но в сумме своей создающие очень милый облик. А уж большие, синие, чуть удивленные глаза, добрая, иногда немного лукавая, улыбка и плавные, завораживающие движения мало кого оставляли равнодушным.
Оливия с детства выделялась среди сверстниц серьезностью и задумчивостью, вероятно, из-за того, что отец, оставшись один с дочерью, все свободное время проводил с ней и рано начал по-взрослому отвечать на многочисленные детские вопросы. Камилла же баловала девочку сказками и таинственными историями, которые знала во множестве. У подрастающей Ли складывалось вполне трезвое представление о жизни, удивительно сочетавшееся с наивной верой в чудеса. Оливия никогда не была замкнутой, подруг у нее хватало, но со временем все они обзавелись мужьями и детьми, а ходить на девичьи посиделки с молоденькими девицами оказалось не интересно. Девушка, обученная отцом грамоте, много времени проводила за книгами, и в Горинге ее почитали немного странной. Не будь ее отец мэром, степень этой странности в глазах горожан, скорее всего, значительно усугубилась бы.
Несмотря на строгий запрет отца, Ли и Рид, приобретя официальный статус жениха и невесты, очень быстро познали плотские утехи. Не последнюю роль в этом сыграла сердобольная Милла, уже не первый год жалевшая «девочку, никакой радости от молодости не видящую». А уж на «бедного мальчика», самоотверженно согласившегося еще три года перетруждать правую руку, она и вовсе не могла смотреть без слез. К чести Ридли надо сказать, веселый дом он не посещал, и умудренных жизнью сослуживцев это наводило на мысль, что его отношения с подружкой не столь уж невинны. Вероятно, так и было, но по-настоящему Ли рассталась с девственностью, когда Милла снабдила ее предохраняющим от зачатия снадобьем, коим пользовалась и сама, изрядно повышая благосостояние городской знахарки. Мэр, не будучи дураком, конечно, быстро обо всем догадался, но лезть в эти дела не стал. Они с Камиллой жили вместе не первый год, детей заводить не хотели, и «ведьмина микстура», как именовал Харп мутную жидкость в небольшой пузатой склянке, ни разу их не подвела.
Ли и Рид в теплое время года обычно уединялись где-нибудь на природе. Как-то раз молодому стражнику повезло оказать услугу лесничему лорда: поймать воришку, срезавшего у того на рынке кошелек. Видно, денег там лежало немало, ибо благодарный егерь разрешил Ридли беспрепятственно захаживать в заповедный лес и даже промышлять там кроликов. Правда, честно предупредил, что за фазанов и косуль можно и пары пальцев на правой руке лишиться. Рид охоту не очень жаловал, а вот прогулки с невестой подальше от любопытных глаз ценил. В лесу к тому же имелось большое озеро, и купаться там было не в пример приятнее, чем в реке: и вода теплее, и никто не подглядывает. С приходом лета молодые люди почти каждый свободный день проводили в заповедном лесу. Ли там очень нравилось. В полумиле от городских ворот, у опушки дубравы начиналась широкая тропа, шедшая к жилищу егеря и дальше, к охотничьему домику лорда. От нее к озеру отходила незаметная тропка, петлявшая в густых зарослях лещины.